Под конвоем лжи - Страница 142

142

Когда он закончил есть, Труда убрала тарелки. Она сварила суррогатный кофе и только подошла к плите, чтобы налить мужу чашку, как в дверь очень тихо постучали. Гертруда подошла к двери, открыла ее и, не веря своим глазам, уставилась на одетую во все черное мужскую фигуру, стоявшую перед нею.

— О, мой бог, — чуть слышно пробормотала она. Чашка и блюдце выпали из ее внезапно ослабевших рук; по полу разлетелись осколки.

— Я до сих пор не могу поверить, что в этом доме на самом деле побывал Генрих Гиммлер. — Гертруда произнесла эти слова негромко, как будто разговаривала сама с собой. Она стояла перед чуть теплившемся огнем камина в их спальне, прямая, как шомпол, скрестив руки на груди. В тусклом свете Фогель видел, что она дрожала всем телом, а ее лицо было покрыто испариной. — В первый момент после того, как я увидела его лицо, я решила, что мне это снится. Потом я подумала, что нас всех сейчас арестуют. И только потом до меня дошло: Генрих Гиммлер явился в дом моих родителей, потому что ему нужно было поговорить с моим мужем.

Она отвернулась от огня и посмотрела на Фогеля.

— Что происходит, Курт? Скажи мне, что ты не работаешь на него. Скажи мне, что ты не один из прихвостней Гиммлера. Скажите мне это, пусть даже тебе придется солгать.

— Я не работаю на Генриха Гиммлера.

— А кто был тот, второй человек?

— Его зовут Вальтер Шелленберг.

— Чем он занимается?

Фогель рассказал.

— А чем занимаешься ты? Только не говори мне, что ты просто личный юрисконсульт Канариса.

— До войны я занимался поиском людей особого сорта. Я обучал их и отправлял в Англию, чтобы они вели там разведку.

Гертруда восприняла эту фразу с таким видом, как будто в глубине души давно подозревала правду.

— Почему же ты не сказал мне об этом раньше?

— Мне запрещено говорить об этом кому бы то ни было, даже тебе. Я обманывал тебя, чтобы защитить. Никакой другой причины у меня не было.

— А где же ты был сегодня?

Продолжать лгать было бесполезно.

— Я был в Берхтесгадене и лично докладывал фюреру.

— Боже всемогущий, — пробормотала Гертруда, качая головой. — О чем еще ты мне лгал, Курт Фогель?

— Я не лгал тебе ни о чем, кроме моей работы.

По выражению ее лица он понял, что она не поверила ему.

— Генрих Гиммлер, в этом доме! Что с тобой случилось, Курт? Ты же мог стать великим юристом. Ты должен был сделаться преемником Германа Хеллера, возможно, даже заседал бы в Верховном суде. Ты же всегда почитал закон.

— В Германии нет никакого закона, Труда. Есть только Гитлер.

— Что хотел Гиммлер? Почему он приехал сюда так поздно ночью?

— Он хочет, чтобы я помог ему убить моего друга.

— Я надеюсь, ты сказал, что не станешь помогать ему. Фогель взглянул ей в лицо.

— Если я откажусь помогать ему, он убьет меня. А потом он убьет тебя и убьет девочек. Он убьет нас всех, Труда.

Часть четвертая

Глава 43

Лондон, февраль 1944

— Все так же, как и прежде, Альфред. Она три часа без толку водила наблюдателей по городу, а потом возвратилась домой.

— Ерунда, Гарри. Она выходит в город, чтобы встретиться с другим агентом или заложить где-то тайник.

— Если она это и сделала, то мы снова прошляпили.

— Проклятье! — Вайкери прикурил новую сигарету от окурка. Он испытывал к себе страшное отвращение. Курить сигареты было само по себе презренным занятием. А уж прикуривать одну от другой — это просто никуда не годилось. Но непрерывное курение позволяло хоть чуть-чуть ослабить напряжение, которое он испытывал. Операция «Литавры» продолжалась уже третью неделю. Он позволил Кэтрин Блэйк сфотографировать четыре набора документов. Четыре раза она заставляла наблюдателей совершать долгие прогулки по Лондону. И четыре раза им не удавалось увидеть, как и когда она передает свои материалы. Вайкери чувствовал невыносимое раздражение. Чем дольше они будут продолжать в том же духе, тем больше будет возможность ошибки. Наблюдатели совершенно вымотались, а Питер Джордан был готов взбунтоваться.

— Возможно, мы все это время идем по неверному пути, — задумчиво произнес Вайкери.

— Что вы имеете в виду?

— Мы ходим за нею в надежде, что нам удастся заметить момент передачи. А что, если мы изменим тактику и будем искать агента, который принимает груз?

— Но каким образом? Мы же не знаем, кто он такой и как выглядит.

— Пожалуй, мы можем это узнать. Каждый раз, когда Кэтрин выходит на улицу, мы отправляемся вместе с нею.

Вместе с остальными всегда ходит Джинджер Брэдшоу. Он уже сделал чертову прорву снимков. На некоторых из них обязательно должен оказаться наш человек.

— Действительно, это возможно. И, конечно, стоит попробовать.

Гарри возвратился через десять минут с пачкой фотографий, высотой не менее фута.

— Ровно сто пятьдесят фотографий, Альфред.

Вайкери сел за стол и надел свои очки со стеклами в форме полумесяцев. Он брал фотографии по одной и рассматривал лица, одежду, расположение людей — все. Фотографическая память, которую Вайкери, в зависимости от настроения, считал то даром, то проклятием, позволяла ему сохранять каждый снимок в памяти и переходить к следующему. Гарри пил чай и время от времени тихонько прохаживался по комнате.

Два часа спустя Вайкери решил, что ему удалось добиться успеха.

— Взгляните-ка, Гарри, этот снимок сделан на Лестер-сквер. А этот возле станции метро «Истон». Одно и то же лицо. Может быть совпадение, могут быть два похожих человека. Но я очень сомневаюсь в этом.

— Будь я проклят, вы правы! — Гарри внимательно изучал человека, запечатленного на фотографиях: невысокий, темноволосый, с квадратными плечами и в простой одежде. В его внешности не было ничего такого, что могло бы привлечь внимание, — идеальная кандидатура для зачисления в группу наблюдателей.

142