Под конвоем лжи - Страница 45

Теперь уже Черчилль выглядел озадаченным.

— Стыдиться?

— Глупо надеяться не замарать рук, если уж нанялся в трубочисты, — отозвался Вайкери. — Сэр Джеймс Харрис написал эти слова, когда служил министром в Гааге в 1785 году. Ему ужасно не нравилось то, что, наряду с прочими обязанностями, ему поручили передавать взятки шпионам и информаторам. Порой я очень жалею, что мы не можем обходиться такими же простыми мерами.

Вайкери в подробностях запомнил одну ночь в сентябре 1940 года. На скалистом обрыве, откуда открывался вид на каменистую полоску корнуэльского пляжа, он со своей командой прятался в вереске, прикрываясь от холодного дождя черным прорезиненным плащом. Вайкери точно знал, что немец прибудет этой ночью: абвер приказал Карлу Бекеру обеспечить его приземление. Немец оказался совсем молоденьким — чуть ли не мальчиком, вспомнил Вайкери, и чуть не умер от холода, пока добирался до берега на надувной лодке. Сразу же попав в руки парней из Специальной службы, он почти восторженно лепетал что-то по-немецки, больше всего радуясь тому, что остался жив. Его документы никуда не годились. Денег у него было всего двести фунтов, которые — это, наверно, можно было бы разглядеть и в темноте, — были фальшивыми. Его знание английского языка ограничивалось несколькими заученными наизусть шутками, так что Вайкери пришлось проводить допрос по-немецки. Шпион получил задание собрать информацию о состоянии береговой обороны, а с началом вторжения проводить диверсии. Вайкери решил, что он совершенно бесполезен. Тогда же он всерьез задумался, много ли еще у Канариса таких же плохо обученных, плохо снаряженных, безденежных мальчишек, не имеющих практически никаких шансов на успех. Для успеха сложной операции по дезинформации противника, которую вела МИ-5, требовалось время от времени казнить шпионов, и поэтому Вайкери рекомендовал повесить этого агента. Он присутствовал при казни в Уэндсвордской тюрьме и на всю жизнь запомнил выражение ужаса, застывшее в глазах шпиона перед тем, как палач надел ему на голову капюшон.

— Вы должны превратить свое сердце в камень. Альфред, — хриплым шепотом сказал Черчилль. — У нас нет времени на то, чтобы предаваться таким чувствам, как стыд или сострадание. Ни у кого из нас, ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Вы должны отрешиться от любых моральных принципов, которые у вас еще остались, от самой обычной человеческой доброты, которой обладаете, и делать все, что требуется для победы. Вам понятно?

— Да, премьер-министр.

Черчилль наклонился к нему поближе и почти беззвучно прошептал прямо ему в ухо:

— Есть одна очень неприятная истина, о которой не любят вспоминать, когда говорят о войне. Хотя один человек ни при каких обстоятельствах не может выиграть войну, зато проиграть ее из-за одного-единственного человека можно очень легко. — Черчилль сделал паузу. — Ради нашей дружбы, Альфред, не окажитесь этим человеком.

Вайкери, буквально потрясенный словами Черчилля, молча собрал свои вещи и шагнул к двери. Открыв ее, вышел в коридор. На стене коридора висела черная доска, на которой ежечасно записывали состояние погоды. «Дождь», — прочитал он. За спиной он услышал почти нечленораздельное бормотание Уинстона Черчилля, который остался один в своей подземной спальне. Вайкери лишь через несколько мгновений понял, что говорил премьер-министр. «Проклятая английская погода, — бормотал Черчилль. — Проклятая английская погода».

* * *

Вайкери, повинуясь указаниям инстинкта, искал ключи в прошлом. Он читал и перечитывал перехваченные расшифрованные сообщения — те, которые агенты в Великобритании посылали радистам в Гамбург. Те, которые приходили из Гамбурга агентам в Великобританию. Подробности дел, которые он вел сам и к которым имел хотя бы косвенное отношение. Он прочел итоговый рапорт по одному из своих первых дел, которое получило завершение на севере Шотландии, а именно в месте под названием Кейп-Рат. Он прочел подшитое в собственное досье благодарственное письмо, с величайшей неохотой написанное главой отдела сэром Бэзилом Бутби (копия была отправлена премьер-министру Уинстону Черчиллю). Читая все это, он вновь и вновь испытывал чувство гордости.

Гарри Далтон, как средневековый гонец, метался между столом Вайкери и архивом, доставляя снизу новые документы и унося обратно прочитанные бумаги. Другие офицеры, догадываясь о том, что состояние напряжения в кабинете Вайкери близко к кризисному, по двое и по трое пробирались мимо двери на цыпочках; они походили на автомобилистов, которые проезжают мимо места несчастного случая, быстро кидая в сторону разбитой машины испуганные взгляды и тут же отводя глаза в сторону. Когда Вайкери заканчивал просматривать очередную кучу папок, Гарри задавал неизменный вопрос:

— Что-нибудь нашли?

Вайкери хмуро смотрел на него искоса поверх очков и давал столь же стереотипный ответ:

— Нет, черт возьми, ничего.

К двум часам дня он почувствовал, что стены начали крениться внутрь, угрожая похоронить его под собою. Он слишком много курил и выпил слишком много чашек мутного темно-серого чая.

— Мне нужно подышать воздухом, Гарри.

— Так выберитесь отсюда хотя бы на пару часов. Это пойдет вам на пользу.

— Я хочу пойти прогуляться. Может быть, перекушу где-нибудь.

— Хотите, составлю вам компанию?

— Нет, благодарю вас.

* * *

Вайкери шел по набережной. Над Вестминстером, словно дым недалекого сражения, висела обжигающе холодная изморось, с реки налетал ледяной ветер, гремел обшарпанными временными табличками с названиями улиц, свистел в грудах расщепленных бревен и расколотого кирпича, оставшихся от некогда стоявших здесь благородных старинных домов. Вайкери шагал быстро, механически припадая на больную ногу, опустив голову, сунув руки глубоко в карманы пальто. Встречные прохожие, если им удавалось разглядеть его лицо, вероятно, думали, что он торопится на важное свидание или, напротив, удирает подальше от места неприятной встречи.