— Женщина из Голландии по имени Криста Кунст въехала в страну в ноябре 1938 года через Дувр, — продолжал Гарри. — Год спустя ее труп был обнаружен в мелкой могиле в поле неподалеку от деревни Уитчерч.
— И что же во всем этом необычного?
— Все это дело кажется мне очень неправильным. Когда тело извлекли из земли, оказалось, что оно ужасно изувечено. Лицо и череп фактически раздроблены. Все зубы отсутствовали. Для идентификации трупа использовали паспорт, который оказался очень кстати закопанным вместе с убитой. По-моему, это слишком уж благоприятное для следствия совпадение.
— А где сейчас находится паспорт?
— В Министерстве внутренних дел. Я уже отправил курьера, чтобы он его забрал. В нем имеется фотография. В министерстве сказали, что она попортилась за то время, пока находилась в земле, но на нее, вероятно, стоит взглянуть.
— Хорошо, Гарри. Я не уверен, что смерть этой женщины имеет какое-либо отношение к нашему делу, но, по крайней мере, это хоть какая-то версия.
— Согласен с вами. Кстати, как проходит ваша встреча с адвокатом?
— О, потребовалось подписать несколько бумаг, только и всего, — солгал Вайкери. Он внезапно почувствовал себя неловко из-за своей вновь обретенной финансовой независимости. — Я сейчас уезжаю и должен вернуться в нашу контору к вечеру.
Вайкери повесил трубку, и уже через несколько секунд в гостиную возвратился Кентон.
— Что ж, я думаю, что мы покончили с делами. — Он вручил Вайкери большой коричневый конверт. — Здесь все бумаги и ключи. Я записал вам имя и адрес садовника. Он сказал, что с удовольствием возьмет на себя присмотр за домом.
Они надели пальто, вышли на улицу и заперли двери. Автомобиль Вайкери стоял на дорожке.
— Может быть, подвести вас куда-нибудь, Эдвард? Услышав отказ, Вайкери испытал немалое облегчение.
— Я разговаривал с Элен на днях, — внезапно сказал Кентон.
«О, благие небеса!» — воскликнул про себя Вайкери.
— Она говорит, что время от времени видит вас в Челси.
Вайкери на мгновение задумался, рассказала ли Элен Кентону о том дне в 1940 году, когда он остановился на улице и, словно глупый влюбленный школьник, рассматривал ее, когда она садилась в автомобиль и проезжала мимо. Почувствовав себя униженным, Вайкери одной рукой открыл дверь автомобиля, вторая рука в это время рассеянно хлопала по карманам пальто в поисках очков-полумесяцев.
— Она просила меня передать вам привет, что я и делаю. Привет.
— Спасибо. — Вайкери шагнул в машину.
— Она также просила передать, что хотела как-нибудь встретиться с вами. Вспомнить молодость.
— Это было бы прекрасно, — убедительно солгал Вайкери.
— Вот и чудесно. Она приедет в Лондон на следующей неделе и хотела бы позавтракать с вами.
Вайкери почувствовал резь в желудке.
— В час дня в «Коннахте», через неделю, считая от завтра, — сказал Кентон. — У нас с нею предусмотрен разговор сегодня, попозже. Значит, я могу сказать ей, что вы придете?
В «Ровере» было холодно, как в леднике мясного склада. Вайкери пристроился на просторном кожаном заднем сиденье, укутав ноги в шерстяной полог, и рассматривал пейзажи Глостершира, мелькавшие за окнами. Рыжая лиса вышла было на дорогу, но тут же бросилась обратно под защиту живой изгороди. Жирные фазаны, нахохлившись от мороза, лениво бродили по полям, выбирая из-под снега крохи корма, оставшиеся после уборки урожая. Деревья тянули голые ветки к ясному небу. Впереди открылась небольшая долина, похожая на неаккуратно сшитое лоскутное одеяло. Вдаль убегали поля, разделенные каменными изгородями. Склонявшееся к закату солнце залило снежные просторы бесчисленными акварельными оттенками фиолетового и оранжевого цветов.
Он очень сердился на Элен. Мизантропической части его существа хотелось верить, что благодаря работе в британской разведке он почему-то начал вызывать у нее больший интерес. Его рациональная половина утверждала, что они с Элен встретятся как старые друзья и позавтракают в спокойной обстановке, что может оказаться очень приятным. По крайней мере, из этого может получиться долгожданный отдых от сверхъестественного напряжения, которое он испытывает, занимаясь этим делом. «Чего ты боишься? — спрашивал он себя. — Неужели того, что можешь вспомнить, как испытывал истинное счастье на протяжении тех двух лет, когда она была частью твоей жизни?»
Он заставил себя изгнать Элен из своего сознания. Новость, сообщенная Гарри, чрезвычайно заинтриговала его. Не отдавая себе в этом прямого отчета, он рассматривал подобные факты, как проблемы истории. Основной областью его научных интересов являлась Европа девятнадцатого столетия — его книга о крахе политического равновесия, установившегося после Венского конгресса, вызвала восторженные отклики критики. Но у Вайкери была еще и тайная страсть к истории и мифологии Древней Греции. Его чрезвычайно занимал тот факт, что научные знания о той эпохе в значительной степени базировались на догадках и предположениях — огромный промежуток времени, разделявший современность и античность, да вдобавок к этому малое количество исторических свидетельств делали такой подход необходимым. Почему, например, Перикл начал Пелопоннесскую войну против Спарты, которая в конечном счете привела к разрушению Афин? Почему он осмелился не принимать требования своего более сильного конкурента и отказаться от санкций против Мегары? Может быть, он опасался дальнейшего усиления армии Спарты, и без того превосходившей по силам афинское войско? Или считал, что война в любом случае неизбежна? Или предпринял эту злосчастную зарубежную авантюру в надежде ослабить напряжение в стране?